Когда речь идет о русском художнике Михаиле Васильевиче Нестерове, перед глазами моментально появляются произведения с образами Святой Руси, одной из самых популярных тем в его творчестве. Помимо них знаменательны прекрасные портреты современников.
Есть мастера, чье творчество можно изучать, не касаясь фактов биографии и не упоминая о близких и родственниках. Есть и другие художники, произведения которых тесно переплетены с судьбой семьи, что делает невозможным анализ их работ, опуская семейные связи. К числу последних, без сомнения, относится художник Михаил Васильевич Нестеров.
В начале ХХ века художник часто работает в жанре портрет. В 1907 году, сопровождая на своей персональной выставке театрального критика Ю.Д. Беляева, Нестеров говорил: «Я взялся за портреты после работ в абастуманской церкви. От мистики голова шла кругом. Думал, уже мне не вернуться к жизни. И вот набросился на натуру — да как! — глотал, пожирал». Действительно в это время у него написано много портретов. Безусловно, самой любимой его моделью была дочь Ольга. Нестеров изображал ее несколько раз. Подлинным шедевром портретного искусства мастера является «Амазонка», написанная в 1906 году.
Этот портрет поражает зрителя своей простотой и лаконичностью. Первое, что привлекает внимание это вертикально удлиненный формат холста, который ярко подчеркивает стройный темный силуэт девушки. Фигура модели статична и прекрасна, словно перед нами античная скульптура. Лишь диагональ гнута и разномасштабные горизонтальные объемы придают картине динамику.
На размышления о связи с Элладой наталкивает название работы «Амазонка». Как известно тема амазонок была очень популярна среди древнегреческих мастеров, таких как Плиний, Фидий и др. Нестеровская амазонка, как и античная скульптура, не утрачивает своей величественной красоты на протяжении времени, оно не властно над ней.
Взгляд девушки не обращен на зрителя, как это часто бывает в портретах. Поначалу, кажется, что она смотрит куда-то в сторону, но потом становится понятно, что взор обращен вглубь нее. Художник изобразил дочь в минуты душевных раздумий и легкой грусти, в момент своеобразной тишины, которая спустя мгновение прекратится, но мгновение это длиною в вечность.
Мы смотрим на героиню снизу-вверх, будто она, словно скульптура, стоит на постаменте, в роли которого выступает земля. Почва под ее ногами тверда и совершенна. Внутренняя динамика трав не отвлекает внимания, а подчеркивает колебания воздуха, присутствующего в произведении.
Ясность вечернего пейзажа хорошо отображает ее эмоциональное состояние.
Цветовая гамма произведения целостна и гармонична, цвет и свет скользят и проникают в изображении и девушки и природы, тем самым усиливая эффект их единства.
В этом произведении человек и окружающий мир взаимопроникают, взаимно дополняют друг друга. Одно не может существовать без другого.
Необычайного единства бытия Нестеров добивается в своем произведении, тем самым полно и совершенно точно выражая представления тех лет о красоте и гармонии.
Главным картины является даже не портретное сходство, а скорее образ молодого девушки, так как изображение дочери выражает глубоко личные представления Нестерова. Ольга Михайловна впоследствии писала С.Н. Дурылину: «Позднее некоторые из близких знакомых, больше знавшие меня в другие моменты, не находили сходства, спрашивая, почему я изображена такой, а не другой. Отец отвечал: «Я бы хотел, чтобы она была именно такой».
Мысль художника, которая прежде искала своего воплощения в сюжетах, порой мало связанных с повседневной жизнью, нашла свое выражение в близком ему образе.
Максимилиан Волошин, поэт, художник и критик, писал, что в этом портрете гораздо больше таинственного трепета, чем в раскольничьей девушке в синем сарафане в придуманной позе на картине «За Волгой», и добавлял, что в портрете дочери есть «успокоенность и дымка вечерней грусти, соединенная с четкостью и законченностью истинного мастера».
В этом портрете ярко выражена нестеровская способность поэтического обобщения. Героиня этого произведения является олицетворением настроения, представления о мире, состояния души, даже не самой дочери художника, а скорее его самого, окружающего мира, что вполне отвечает принципам романтического метода.